Человек, который летит в самолете, может разглядывать облака в
иллюминаторе, а может умирать от страха, рисуя в воображении ужасы
авиакатастрофы, — ее вроде бы ничто не предвещает, но мы-то знаем,
иногда они случаются. Этого достаточно.
Самолет — это, понятно, метафора, потому что у всех свои страхи, и
есть люди, которые совершенно не боятся летать, но бледнеют, заслышав
начальственный окрик, звук чужих шагов за спиной или позвякивание
хирургических инструментов, — неважно, у каждого из нас множество своих
причин не разглядывать облака в иллюминаторе, которые, впрочем, тоже
всего лишь метафора, и черт с ними.
Поскольку нас всю жизнь приучали бояться — не только самолетов, а
вообще всего подряд, потому что иногда оно случается, изучение облаков
из приятного времяпровождения превращается в задачу номер один, великий
вызов, важнейшее из искусств.
В детстве мы забирались на чердак или прятались в сарае, среди
пыльных коробок и ржавых пил, все равно где, лишь бы там было сумрачно и
неуютно, лишь бы устроить себе ночь среди дня, чужбину на родине.
Сидели в потемках, прижавшись друг к другу, рассказывали страшные
истории, верещали от ужаса, хохотали до колик, и какое же это было
наслаждение. Взрослые учили нас бояться, а учиться получать от этого
удовольствие приходилось самостоятельно; конечно же, у нас все
получилось, такие мы были талантливые — как, впрочем, все дети.
Тут еще вот что. Тому, кто рассказывает истории, не страшно — до тех
пор, пока он не замолчит. А тому, кто слушает, напротив, страшно и
сладко, потому что бояться чужих демонов — одно удовольствие, о
собственных можно забыть — до тех пор, пока не замолчит рассказчик. И
вот мы рассказываем, взахлеб, не останавливаясь, а вы слушаете, вернее,
мы пишем, а вы читаете, и конца этому не видно, и всем хорошо.